История одной мечты  

  

 Жила-была девушка. Веселая, жизнерадостная, улыбчивая. С каштановыми волосами, карими глазами и, в общем,  ничем не примечательной южной внешностью. Жила она в одном большом и шумном городе. В столице. Хотя, судить о том, насколько он большой – сложно, она видела города и побольше. И людей в этом городе было много. Разных. Но ей чаще встречались хорошие, да и она считала, что плохих людей не бывает, во всем виновато «суетливое бытие»: маленькая зарплата, высокие цены, политики, плохая погода, в конце концов. Всем вокруг нужно было заработать больше денег, купить моднее машину, раскрутить любовника на шубу или на сережки, обязательно с брильянтами.

     А она летала. Жила в поднебесной. Каждое, ну, или почти каждое утро она поднималась на крыльях в небо и парила. И там, улыбаясь солнцу, любовалась облаками. Случалось, что она летала по ночам. Тогда миллионы звезд гроздьями рассыпались, как бисер, во все стороны на черный бархат неба, а она была одной из них. Только движущейся. С земли можно было подумать, что звезда падает и загадать желание, и оно обязательно сбудется. Она любила исполнять чужие желания, как Амели, видеть радость в глазах людей, искорки света и улыбки. Тогда у нее в сердце что-то шевелилось и хотелось плакать от  счастья.

     Она летала и летала, и видела много разных стран и людей. Ей говорили, что она «сорвала куш», что ей несказанно повезло, и  что нужно радоваться, потому что она имеет «столько возможностей». Конечно же, они правы, ведь, сколько людей мечтают побывать за границей, искупаться в Индийском океане или хотя бы в Средиземном море и подняться на Эмпаер Стейт Билдинг, на 86 этаж, чтобы оттуда разглядывать Нью-Йорк или стоять и пить кофе из бумажного стаканчика возле Ниагарского водопада. Неправда, она все это ценила и была благодарна за то, что у нее были эти возможности. И она, как губка, впитывала в себя всю эту красоту и опыт современных и древних цивилизаций. Но все-таки... Бывая в «разных  мирах», она научилась дорожить и другими вещами: она мечтала о любви, о семье, о детях, о доме с верандой. Она очень любила море.

    Однажды она приехала в свой любимый Город.

    Солнечный и шумный, он  стоял на берегу моря, обнимал всех своих жителей теплотой чистых улиц и песчаных  пляжей. И прохладою. И зеленью. И добротой большого-большого сердца.  Это не был ее родной город, но она так его любила, с такой радостью всегда возвращалась сюда... И он тоже ее любил: он встречал ее веселыми вокзальными криками таксистов и ароматом свежеиспеченных ватрушек, бубликами, что целыми вязками висели на шее у толстой тетки-торговки, и шутками, и, конечно же, кофе. Кофе здесь был особый, южный, с запахом моря и соленого прибоя, и прибрежного песка, и с криками чаек, и со вкусом корицы. Девушка часто приходила к морю, которое уносило ее печали, тревоги и грустные мысли. Здесь, на берегу,  свободнее дышалось, «прояснялись мозги», и как-то все становилось на свои места. Да и мечталось лучше. Глобальнее.

    Однажды утром, сойдя с  поезда, она сразу же пошла к морю, не задерживаясь у сувенирных лавок и кафе, предлагавших недорогой завтрак. Однако, проходя по одной из улочек, она услышала не привычный, знакомый и такой родной аромат кофе с корицей, как это часто здесь бывало, а новый, очень интересный запах, горьковато-терпкий, почти приторный, с нотками восточных специй и еле уловимым отзвуком горького  перца.

      От неожиданности она остановилась и оглянулась, будто кто-то тронул ее за плечо или окликнул. Глаза забегали в поисках чего-то яркого и громкого, но, ничего не обнаружив, раскрывались все шире, намереваясь в любую секунду заметить даже малейший шорох или движение ветра. Что-то было нарушено… Ее, любившую постоянство, и  порядок во всем, пьющую только черный  несладкий кофе с корицей, словно окатили ледяной водой, словно сняли наушники, и…она услышала столько разных звуков одновременно. Сотни птиц вдруг запели чудесными голосами и запестрели красочными крыльями и хвостами.                        И тогда она пошла, нет, понеслась  на запах, который закружил ее в бешеном  ритме, врывался в нос, в горло и, казалось, впитывался даже в кожу…Запах нового, доселе неведомого, неудержимо-манящего «чего-то»… Она пришла к маленькому кафе, что расположилось  за углом  старого дома. Зданию было уже много лет, оно облупилось, но с лицевой стороны было аккуратно покрашено в песочный цвет, как множество магазинчиков и кафе в наше время, и оттого казалось теплым, уютным и каким-то родным, как рыжий котенок, которого хотелось погладить и прижать к себе. Красоты добавляли ветки зеленого винограда, что, не подвязанные, свешивались со второго этажа и ниспадали  водопадом ко входу.

    Странно, она много раз ходила этой дорогой,  но ни разу ничего подобного не замечала,  наверное, потому, что с этой стороны улицы видно было лишь старую стену дома, оплетенную виноградной лозой. Это было, как будто страницей из какой-то восточной сказки. Девушка вошла внутрь и сразу же попала в  маленький зал, где стояло несколько столиков. Единственное окно на двери пропускало достаточно света, но его было не так уж и много, поэтому на столиках горели фонарики, а  по углам красивые светильники на длинных ножках радугой рассеивали потоки разноцветных огоньков.

     Она села за столик, подошел официант, предложил меню и кофе, как неизменное дополнение к любому заказу.  Ну, конечно же, кофе. Кофе. Кофе – вот  что ее сюда привело, тот самый, аромат которого разносился, казалось, на несколько кварталов вокруг. Тот самый, что унес ее мысли далеко-далеко, на турецкий праздничный базар и в арабский  пальмовый рай. Официант принес дымящуюся турку и палочки корицы, и миндаль, и сушеный инжир с курагой. И улыбнулся ослепительной улыбкой и…застыл. Он  так на нее посмотрел, будто  узнал в ней кого-то! И сам от этого испугался. И смутился. И, извинившись, ушел, по дороге задев ногой несколько стульев.

      Девушке стало не по себе. У нее появилось чувство, как бывает, когда обидишь человека словом или действием, и сразу же хочешь исправить положение, извиниться, объясниться, но, увы, слишком поздно. И она расплакалась. Вот так просто расплакалась, как ребенок, сама не зная, отчего. Сидела и плакала, вдыхая запах кофе, и тут вдруг увидела кошку. Черную.

Большую. Красивую. Она лежала  на одном из высоких стульев, что стояли у барной  стойки.

    Кошки. Кошки – это был отдельный мир, связывающий ее с  Городом.  Кошек здесь  было очень много. Оттого ли, что в  старой его части дома строились преимущественно дворами, или оттого, что рядом море, и, соответственно, здесь должно  было быть много рыбы, но кошки были везде: на улицах, в парках, на рынках, в кинотеатрах и даже в некоторых административных зданиях. Каждый ресторан или кафе считал своим долгом иметь такую «хозяйку», которая вольно гуляла между столиками и лежала на стульях.

      …и вот эта самая «хозяйка», посмотрев на девушку своим «повелительным взглядом», вдруг вскочила и пошла прямо к ней. Приблизившись, она остановилась и посмотрела так, будто в душу заглянула, а потом повернулась и, призывно кивнув головой, метнулась за угол. Девушка поднялась и последовала туда же. Там был небольшой коридор, ведущий к лестнице, которая, в свою очередь вела на второй этаж, где размещались жилые комнаты хозяев  кофейни, и дверь туда была приоткрыта. Держась рукой за стену от волнения, прерывисто дыша, и чувствуя себя преступницей, девушка поднялась по лестнице и открыла дверь.

     Свет ослепил ее на мгновение, и  пришлось даже закрыть глаза, а  открыв их, она увидела парня, который приносил  кофе и,… он смотрел на картину, что висела на стене, а на картине была…она! Смеющаяся, с распущенными волосами, в венке из ромашек, она смотрела на себя с портрета, а в глазах было столько счастья и тепла, что окружающий мир, казалось,  смеялся и пел в ответ… Ромашки, запутанные в локоны, переплетаясь с солнечными бликами, обрамляли загоревшее лицо нимбом, и оттого картина казалась еще ярче и радостнее!

    Она застыла в изумлении. Она смотрела и не верила глазам. Не верила, что сходство бывает  таким явным. Что на свете есть человек, настолько похожий на нее. А потом перевела взгляд на парня, по щекам которого текли слезы.

   Он ничего не сказал. Он подошел, взял ее за руки и завел в комнату. Она, от волнения едва переступала ногами. Казалось, что все происходит, как в замедленной съемке, как во сне,  когда время растягивается,  голос при этом становится такими гулким, что отдается в ушах многократным эхом. Или это уже когда-то ей снилось... Девушка не в силах была рассуждать, да и нужно ли было сейчас рассуждать…  Он вдруг  начал говорить. Говорил много, быстро и не всегда связно. Он сказал, что женщина на картине - это его мама, которой уже не было в живых, она погибла полгода назад, что он очень по ней скучает, говорил, что она очень на нее похожа, что у нее были такие же волосы, глаза, даже голос, немного глуховатый, но при этом мягкий и, как будто успокаивающий. Говорил, что она варила кофе так, как никто никогда не варил: с корицей, с ванилью и даже с перцем, но ему больше всего нравилось с корицей. Он говорил, что перед смертью мама сказала, что однажды к ним в кафе зайдет девушка, которую он сразу узнает. Он узнал ее. Он говорил, а слезы все лились, теперь уже у обоих.

    Потом они долго гуляли по улицам. Гуляли, пока не село солнце, потом стемнело, потом в темноте. Гуляли всю ночь. Просто бродили  безо всякой цели, не выбирая дороги, оба, как в бреду. Мимо ездили машины, звенели трамваи, проходили люди: кто быстро, кто медленно, прогуливаясь. Двое людей шли, взявшись за руки и не разговаривая между собой.  И все это время у девушки было чувство, что она это уже где-то видела. И парень был таким знакомым, таким родным. В голове был такой сумбур, что не хотелось ничего понимать и анализировать, да и нужно ли было? Хотя… идти, по запутанным улицам ночью, держа за руку незнакомого мужчину, дрожать от ночной сырости…

    Когда начало светать, они пришли к морю. Море было неспокойным. Волны накатывались на песчаный берег, соревнуясь, стараясь обогнать друг друга, как спортсмены-бегуны соревнуются, кто первым придет к финишу, пересечет  заветную ленточку. Чайки, видимо, в предвкушении раннего завтрака, с громкими криками ныряли, толкая друг друга. Будто моря им было мало.  Ракушки шуршали за волнами, не успевая догонять их, и, не определившись, за какой же все-таки волной им унестись на глубину, не успевали и оставались  лежать, дожидаясь следующей. Да и солнце не спешило выходить. Было темно, грустно и хмуро. Но пахло морем. Холодным морем. И этот немного непонятный, но все же  знакомый и любимый запах, успокоил и привел мысли в кое-какой порядок.

    Они долго стояли, обнявшись, посреди серого утра, серого неба. Они ничего не видели, слышали только стук двух сердец, которые постепенно зазвучали в унисон и стали одним на двоих звуком. Медленно из-за горизонта показалась полоска света, начала увеличиваться, и вдруг, как выпущенный из-под одеяла котенок, появилось солнце! Оно становилось все больше, ярче. Оно слепило глаза. Двоим казалось, что они никогда еще не видели такого яркого, сначала красно-оранжевого, а потом вдруг желтого-желтого солнца.

    И вмиг проснулся мир: откуда ни возьмись, появилась птица и пронеслась над головами, заполнила все побережье песней, даже чайки умолкли на какое-то время. А двое, будто проснувшись ото сна, заулыбались. Вдали показались дельфины. Перепрыгивая друг через друга, они плыли вдоль горизонта, приветствуя проснувшееся солнце, и все казалось абсолютно нереальным, сюрреалистичным! 

  Она больше не уезжала. Осталась в городе с ним, с мечтами, с жизнью. Они поженились, стали вместе управляться в кофейне, доводя до совершенства приготовление волшебного напитка. Ездили по разным восточным странам, постигали тонкости, изучая рецепты и способы приготовления кофе. Кофейня с тех пор расширилась, появилась летняя терраса с плетеной мебелью и колокольчиками на виноградной арке, которые звенели от ветра. Появился магазин специй, восточных сладостей, кофейных принадлежностей и посуды. Посетителей прибавилось, особенно поэтов, художников, музыкантов. Здесь часто засиживались влюбленные парочки, прячась от любопытных взглядов.

   Он начал рисовать. Сначала, как будто, простые пейзажи, а затем серьезные картины, портреты. Позировала ему всегда не она. Из-за занятости или из-за чрезмерной скромности – все время не получалось. Но однажды он таки написал ее портрет, где она, смеющаяся, в венке из полевых цветов, в летнем платье, излучает такое тепло и любовь, что искрятся глаза. И теперь в комнате на втором этаже висело два почти идентичных изображения прекрасных женщин – мамы и жены. А по двору за кошками бегала третья маленькая их копия!

Фото Юлия Городецкая)